Рязанский городской форум RZN.info

Проблемам детей инвалидов и детей с ограниченным умственным развитием в нашем обществе уделяется слишком мало внимания, а между тем детей инвалидов в нашей стране в целом около 10%. Эту проблему вчера обсуждали на круглом столе в московском Независимом пресс-центре волонтеры и представители общественных организаций.

Таким детям можно поставить неверный диагноз, а потом годами без всяких для себя последствий не пересматривать его. Им можно не давать инвалидность, отказывать в получении образования.

Современное общество плохо знакомо с бедами детей — пациентов психиатрических и коррекционных учреждений, оставшихся без попечения родителей, однако проблемы в этой области — просто кричащие.

" Наш опыт работы с воспитанниками Серпуховской школы интерната и Дмитровской коррекционной школы интерната навел на мысль о том, что диагноз " умственная отсталость, или олигофрения " многим из них поставлен ошибочно, — говорит председатель межрегиональной общественной организации помощи детям и подросткам " Добрая планета " Ольга Перминова. — Они играют в шахматы, освоили компьютер " .

Простой пример: среди победителей конкурса рисунка, проведенного недавно в Московской области, рассказывает Перминова, были две воспитанницы Серпуховской школы интерната для детей с умственной отсталостью.

Пугает и само отношение.

По свидетельству Перминовой, младший медицинский и педагогический персонал зачастую относится к больным детям как к " дебилам " .

" Неумение и нежелание педагогов налаживать эмоциональный контакт обделяет детей, делает их изгоями, — говорит она. — К 10— 13 годам они становятся переполненными агрессией изгоями и мстят окружающему миру и обществу "

Система государственного попечения детей-сирот настроена на занижение их образовательных возможностей. Между тем распространение успешных альтернативных технологий обучения сирот вполне реально. Кто поддержит такую инициативу? Для большинства людей образование - один из социальных лифтов, увеличивающих их шансы состояться в жизни. Но есть категория людей, для которых образование является единственным лифтом, и если этот лифт застревает, то их шансы на успех устремляются к нулю. Это дети-сироты, находящиеся под государственной опекой. Сегодня в России таких более восьмисот тысяч человек. Несмотря на демографический спад, сирот в стране становится все больше: только за последние пять лет прибавилось сто тысяч. Из них действительно потерявших родителей совсем немного - пять-семь процентов, остальные - сироты социальные.

Казенное детство проходит в двух местах: жизнь - в общем доме, обучение - в школе. Где будет жить и учиться ребенок, решает психолого-медико-педагогическая комиссия (ПМПК). Основных вариантов три. Если с психофизическим развитием ребенка все в порядке, то он будет жить в детском доме, а на занятия ходить в общеобразовательную школу. Если есть небольшие отклонения в развитии и решение ПМПК, говоря бытовом языком, - "частично способен к обучению", то ребенок направляется в специальный интернат и учиться будет в коррекционной школе этого же интерната. В случае же каких-то серьезных отклонений и диагноза "необучаемый" ребенка направят в психоневрологический интернат (ПНИ). Понятно, что в наиболее благоприятной ситуации находятся воспитанники детских домов, которые учатся в обычных школах. Однако получаемое ими образование некачественное или вообще фиктивное. Но это еще, повторимся, благоприятный вариант. Попадание в коррекционный интернат само по себе занижает образовательные возможности. Во-первых, ребенок оказывается в изолированной среде: школа находится внутри интерната. Во-вторых, резко сокращается учебная программа. В психоневрологических же интернатах обучение и вовсе идет в лучшем случае в рамках начальной школы. Состояние детей в закрытых учреждениях ухудшается еще и из-за периодических "лечений" в психиатрических больницах, куда их отправляют часто по сомнительным причинам вроде побега из интерната или плохого поведения. При окончании школы воспитанники детдомов получают обычные аттестаты. Подавляющее большинство (более 90%) после девятого класса идет учиться в ПТУ. В техникумы (по выделенной льготе) поступает 5-7% ребят, но даже из них не все получают дипломы. Высшее образование сиротам практически недоступно: только 2% выпускников детских домов поступает в вузы (тоже по льготе) и большая часть после первой сессии отчисляется. Выпускники коррекционных интернатов получают свидетельство об окончании коррекционной школы, что автоматически исключает для них возможность получить среднее общее и/или среднее профессиональное образование. И сильно ограничивает получение начального профессионального образования. Круг специальностей для них определен: маляр-штукатур, повар, закройщик обуви и т. п. Детям из психоневрологических интернатов никаких документов не выдается, об их дальнейшем обучении речь не идет, и в возрасте 18 лет их переводят во взрослые интернаты на пожизненное проживание.

В существующей системе коррекционных учреждений я вижу две масштабные проблемы, из которых, на мой взгляд, вытекают и остальные.
Проблема первая – единственная реальная возможность движения «только вниз» - к меньшему развитию, к худшей стартовой площадке для будущего, к поражению в правах и т.д. Ребенок из массового детского дома – имеет возможность получить высшее образование и собственное жилье, полностью дееспособен; ребенок из интерната со вспомогательной школой – начальное профессиональное образование, собственное жилье, ограниченно дееспособен (в армии не служит, машину не водит); ребенок из собесовского интерната – нет образования, жилье – койка в доме инвалидов, недееспособен.
И вторая, тесно связанная с первой, проблема – сепарация детей, а в дальнейшем и взрослых людей, с проблемами развития, их отделение от общества. И чем «ниже» человек на социальной лестнице, тем сепарация больше

Жила-была девочка Лена. Жила она в том же коррекционном интернате (8 вида, для детей с умственной отсталостью), что и девочка Тоня (начало истории Тони - см.: http://www.notabene.ru/roo_i-man/tonija.html), но никаких проблем с Леной не было. На городской комиссии ее не показывали, в собесовский интернат переводить не собирались. Наоборот, потихоньку говорили: не наша девочка, ей бы в массовой школе учиться, ну да теперь поздно, диагноз уже есть. Так прошло 4 года (первый, второй, третий и четвертый класс). Умница, отличница, первая помощница. Занимается в художественной студии, в фольклорном ансамбле, танцует. Доброжелательна, открыта, активна, надежна, прекрасно общается с ровесниками и взрослыми (для детей из коррекционных интернатов, как правило, большая проблема – правильно установить дистанцию). Не врет, не ворует, не убегает, не дерется, не скандалит, не закатывает истерик.

Наша организация проводит в этом интернате развивающие программы. Лена участвовала во всех занятиях, ездила с нами во все лагеря (оздоровительные и туристические). В прошлом году на каникулах мы неофициально показали ее знакомому психологу. «Умственная отсталость? Неужели? Я бы и ЗПР не поставил. Личностное и интеллектуальное развитие соответствует возрасту».

К пятому классу стало понятно – ребенок перерос ровесников на голову, остро нуждается в других условиях, которые соответствовали бы его уровню развития.

Чем можно помочь такому (выделившемуся, «выпрыгнувшему») ребенку из коррекционного интерната? Этот вопрос – один из самых острых. Какой успешной ни была бы коррекция в начальной школе, подростковый возраст в интернате может обнулить все результаты. Хуже того, для наиболее развитого ребенка это вдвойне опасный период...

В России три четверти всех детей-инвалидов - это дети с задержкой физического или умственного развития, только встретить их на улице сложно. Дом ребенка - детский дом - психоневрологический интернат - кладбище - вот типичная биография такого ребенка. Говорят, в интернатах так плохо, что лучше и не развивать детей, попавших в эту систему - мол, лучше им поменьше осознавать окружающее. Правда ли это и возможны ли перемены к лучшему, мы решили узнать сами.